Чистая ситуация Буриданова осла.
То ли не пойти на выборА, чтоб посильно ухудшить настроение гУсударственникам, которые хочут явки повыше,
то ли пойти на выборА, чтоб посильно ухудшить настроение рыцарямСвободы, которые хочут явки пониже.
Более существенного потенциального смысла я, признаться, в своем появлении/непоявлении (ниже в том или ином голосовании) на этом мероприятии не нахожу.
***
А еще как-то (в связи с рассказом детям одного знакомого про песню о Михайло Козаренине, про песни о Настасье Романовой и о брате ее Миките Романове, а также о том, как именно поняли и передавали в народе в 16 веке идею про Третий Рим и перенятие царства у Византии /*/) подумал в энный раз - вот какого черта в стране баллады о Робин Гуде знают в десять тысяч раз лучше? Потому что их перекладывал Маршак? Ну да. Так а этот-то Клондайк почему не перекладывают? Ладно, мешала петербургско-имперская мифология, потом славянофильская и западническая (первые ценили в Древней Руси то, чего в ней не было, вторые клеймили ее за то же самое "это"), потом советская.. но уже 30 лет можно перекладывать и излагать что угодно. Изложения и пересказы традиции об Артуре стоят где угодно. От плохих до хороших. Что мешает дать то же самое по древнерусской традиции? То, что в ней на самом деле худовато со скрепами и основами, весьма богато по части земной человечности, здравого смысла и иронии, и она на порядки более "олд-мерри-ингландская", чем обязан считать честный послепетровец, будь он западник или поклонник скреп и основ? И то, что Иван Василич и Петр Лексеич, великие гусударственники, в этой традиции тоже не в большом почете, так что потоптаться на том, как-де любили дикие московиты великих государей с великими кнутами и прочее дракулобразие, не получится? В самом деле, если уж в академический перевод Повести о Дракуле настойчиво всаживают напрочь отсутствующие в оригинале гадости в этом самом духе ( https://wyradhe.livejournal.com/141537.html ), он же дух наших национал-сталинистов и прочих дракулопоклонников, так куда уж там перелагать...
/*/ А пели в народе на эту тему, что перенятие царства у Византии произошло так: взял Иван Васильевич город Царьград, царя его Перфила казнил, жену его Елену казнил, царские регалии их забрал, и так царственность Царьграда унес и сделал московской, отчего московская Русь и стала царством. Такой взгляд на перенятие Русью царства Второго Рима любого грядущего славянофила должен был бы, пожалуй, довести до слез и ночных кошмаров.
В другом варианте царство Иван на тот же манер перенимает не от Византии, а от Казани, то есть от татар - ведь именно ордынского хана признавали на Руси царем в 13-15 веках. В этой песне тоже в Казани царица Елена, но Иван ее щадит, а убивает лишь казанского царя, от которого и перенимает царственность, делая ее из казанской - московской. Царица Елена, натурально, получилась из Елены Глинской, в историческом фольклоре перенесенной в конце концов в чужеземки, согласно реальному ее чужеземному происхождению (из ВКЛ).
А в той песне, где царственность Иван Васильевич вывозит именно из Царьграда, в качестве великих его деяний приводится вот это самое перенятие царственности, а также борьба с изменами в стране. В самом том, что измены были, авторы песни не сомневаются, но вот методы Ивана Васильевича в борьбе с ними и в обращении с людьми решительно осуждают. Метод этот рисуется так: едет Иван Васильевич по одной улице, сын его Иван по другой, а сын его Федор по третьей, и царь встречных бьет-казнит, да вешает, да прочих по тюрьмам сажает, и приказывает то же делать сыновьям. Сын его Иван это все и делает за милую душу, а вот сын его Федор в душе категорически против таких дел; из страха за свою жизнь он как будто делает то же самое, но на самом деле рассылает заранее всем указы, чтобы все заранее разбежались оттуда, где он (и, натурально, его брат и отец) будет проезжать: "Наперед же он указы да порассылал, чтобы малые да поразбегалися, чтобы старые да растулялися (попрятались)". Фраза имеет смысл не тот, что он хотел спасать только стариков и детей, а тот, что всех ("мал и стар" в смысле "все от мала до велика"). Ну а уж кто, несмотря на эти указы, попадался под руку, - кого-то из них и он вынужден был бить-казнить, да вешать, да по тюрьмам посылать, чтоб его самого не казнили.. Однако братец Иван Иванович донес на него отцу, вот про эти самые предупреждения с указаниями разбегаться, и Иван Васильевич тут же велит его казнить. Малюта Скуратов один берется за такое дело - присяжные палачи и те не решаются. И не потому, похоже, что им жалко доброго Федора, а потому, что великий обычай говорит, что царский род от смертной казни имеет иммунитет, и даже они боятся преступить этот обычай, одному Малюте (и царю) и на это плевать. Тогда Настасья Романова, царица (тут она, впрочем, Марфа Романовна) кидается к брату Миките, тот тотчас скачет на место казни, требует от Малюты ее не чинить, когда же Малюта его не слушает, - срубает голову самому Малюте, а доброго Федора Ивановича укрывает у себя. Тем временем царь сам опечалился, что казнил родного сына, но тут Микита открывает ему, что тот жив. Узнав дело, царь предлагает Миките награды вотчинами и богатствами, но Микита от всегт отказывается, а просит пожаловать ему, Миките, особую вотчину - такую, чтобы было объявлено: кто провинится в вещах вплоть до кражи чужого коня, увода чужой жены (употребляется глагол "увести" - речь идет о сговоре) или убийства противника в драке (употребляется выражение "какую ни есть победушку сделать" - это убийство в драке, а не из-за угла), тот пусть укроется в той вотчине, и тогда его освободят от наказания. То есть это будет такое место убежища-и-амнистии по винам определенного рода (как видим, убийства, скажем, для татьбы сюда не входят). Из таковой просьбы видно отношение Микиты Романовича к делу: не себе он просит наград, а введение возможностей для людей добыть себе пощаду за то, за что можно бы и пощадить. Царь из благодарности за спасение сына дает ему искомую вотчину.
Авторы песни, кстати, очень дорожат возможностью иметь иммунитеты или убежище и пощаду от тех или иных наказаний = в их глазах именно такие иммунитеты суть один из главных инструментов должной коррекции справедливости милосердием (как гласит Великая Польская хроника, излагая общий в том числе для Польши и Руси взгляд, "Никто не является милосердным, если он несправедлив, никто не является справедливым, если он одновременно не милосерден. Ибо справедливость без милосердия – это зверство, а милосердие без справедливости – без-умие"; ср. русское поучение 14 века: "А князья, бояре и вельможи - судите суд милостиво: ибо не сотворившему милости [причитается и от Бога] суд без милости; хвалится милость в суде"). Они рады, что хоть кто-то в стране (люди царского рода) вовсе освобождены великим обычаем от смертной казни, и с негодованием относятся к тому, что вот и этот обычай царь и Малюта желают проломить; добрый боярин Микита Романов у них исторгает и для простых людей возможность получить своеобразный иммунитет от наказаний за определенные вины.