Итак, к концу 24 декабря служилые люди в Уяндинском зимовье числом восемь легли спать, оставив ходить по стене караулом одного-единственного человека - Михаила Хаймина (это был промышленный человек из числа старых людей Посника Иванова или Зыряна, а не семерки Посника Иванова, включавшей Краснояра и прибывшей на Индигирку весной 1641 г.). Они также не заперли дверь избы, в которой жили (и в отделении которой размещались аманаты) - несомненно, для того, чтобы Хаймину не приходилось будить их всех, сменяясь с караула, а чтобы он мог утром просто войти в дверь и разбудить конкретно своего сменщика.
Уяндинское зимовье в это время выглядело так: главная изба выходила одной (тыльной) стороной во внешний мир, эту сторону вправо и влево продолжал тын-частокол, по внутренней стороне которого был проложен настил - по нему и ходил, карауля, Хаймин. Частокол внутри себя заключал двор, в который открывалась через сени дверь главной избы. В главной избе часть пространства занимала запертая - и отделенная деревянной решеткой от прочего пространства - казенка, где сидели аманаты. Как мы точно знаем, сидели они в Уяндинском зимовье не связанные и без оков (начальство нередко предписывало держать аманатов в железах, но предписания эти издавались по частным поводам от случая к случаю и часто игнорировались). Отдельно от избы в зимовье стоял амбар с запасами "корму" (сухая рыба) и соболиной казной государевой (т.е взятым ясаком). Амбар был соединен с избой крытыми сенями. Едва ли в тыне были сделаны ворота - их было бы трудно оборонить теми силами, что были в зимовье. Скорее в зимовье попадали по приставной лестнице, которую через тын могли для этого случая перекидывать со стены.
Именно на ночь с 24 на 25 декабря Уянда назначил штурм Уяндинского зимовья силами своего янгинско-шоромбойского ополчения - с задачей отбить аманатов, захватить казну, уничтожить зимовье, а служилых перебить или пленить (военнопленных охотно обращали в общинные рабы, которым позднее могли и волю дать, включив в общину). Штурм был затеян на эту ночь не только для того, чтобы захватить служилых врасплох посреди сна, да еще в ночь с одного праздничного дня на другой. Ночной штурм был призван еще и нейтрализовать главное военное превосходство обороняющихся - наличие у них огнестрельного оружия, ведь в темноте целиться невозможно.
Конечно, Уянда мог бы просто поджечь зимовье. Но тогда в огне рисковали погибнуть аманаты, а освобождение их было одной из главных целей штурма. Кстати, тут снова видно, что юкагиры не опасались, что если уж дойдет до разгрома служилых, то они первым делом убьют аманатов. Помимо прочего, таким действием служилые отягчали бы и собственную участь - желания хоть кого-то из них оставить пленными, а не убить при штурме или после пленения, у юкагиров в случае убийства аманатов поубавилось бы до уровня ниже нуля (а тут вдобавок среди аманатов были дети Уянды).
Никакой общей мобилизации янгинцы и шоромбои проводить ради этого штурма не собирались. У юкагиров, по оценке Долгих, в среднем на трех не-добытчиков (старики, женщины, дети) приходился один охотник-добытчик. Он же мог выступать и как полноценный воин. У янгинцев и шоромбоев вместе было около 800 человек населения, - то есть 200 воинов нормального мобилизационного потенциала. Делилось это население примерно на два десятка родовых групп совместного кочевания, объединенных в 5-6 субплемен, которые и группировались в два конфедерированных племени. Таким образом, властная элита янгинско-шоромбойской конфедерации состояла примерно из 20 человек (глав родовых групп совместного кочевания), пять-шесть из которых были вождями, двое (Уянда, и, видимо, Пелева) - верховными вождями соответствующих племен. Важную роль играли также ближайшие родные этих двадцати.
Каждый убитый воин был равносилен потере полупроцента (1/200) экономического - т.е. нормально-выживательного (на собирательстве недобытчиков и рыбной ловле с их стороны долго не протянешь) - и военного - потенциала шоромбоев и янгинцев. Каждый раненый, если рана его была достаточно тяжела, даже выживая, оказывался еще одним потерянным полупроцентом или около того.
Не то трое, не то пятеро из охотников-добытчиков (в зависимости от возраста взятых в аманаты сыновей Уянды) уже и так попали в аманаты (одного из них - не из числа сыновей Уянды - увез с собой Зырян, остальные сидели в Уяндинском зимовье). В ожесточенных летне-осенних боях 1639 года против Посника Иванова, в вероятных зимне-весенних боях того же года против Реброва (вынудивших его очистить Уяндинское зимовье), в вероятных боях 1638 г. против того же Реброва, когда он покорил янгинцев, янгинцы и шоромбои и без того должны были потерять убитыми и ранеными, как минимум, более десятка человек. Общее число их потерь к концу 1642 г. приближалось к 10 процентам нормального для юкагиров мобилизационного потенциала (= 2,5 процента населения) или несколько перекрывало их. Для сравнения - это все равно что Германия времен ПМВ потеряла бы более полутора миллионов человек убитыми и ранеными.
На этом фоне нести новые большие потери при штурме Уяндинского зимовья (да еще имея в перспективе схватки с новыми отрядами русских) было бы для янгинцев и шоромба крайне нежелательно. Уянда готовил своих людей к операции так тщательно, что некоторых людей штурмгруппы вооружил саблями - между тем сабель, как и вообще клинкового оружия (кроме ножей) у юкагиров не было много сотен лет (их дальние предки в конце II тыс. до н.э. усвоили было мечи, занесенные к ним группой западных тунгусов - носителями исконного усть-мильского археологического комплекса, - но потом от них отказались. Сабли юкагиры могли получить только в виде трофеев или выменять у якутов (а то и у русских промышленных людей), и люди Уянды раздобыли и приняли на вооружение это новое для них оружие, несомненно, для того, чтобы по возможности приблизиться по оружейному комплексу к врагу. Сами юкагиры специализировались на бое боевыми топорами, копейном и лучном бое, но лучной бой ночью вести невозможно, а копьями не очень свободно поорудуешь внутри избы. Так что на первый план выдвигались топоры и новоприобретенные сабли. Штурмующие были в обычном юкагирском защитном доспехе - костяных ламеллярных панцирях (лэбулы) и таких же костяных островерхих шлемах.
В начале ночи с 24 на 25 декабря люди янгинско-шоромбойского отряда незамеченными подошли под самую стену тына-острожка и кинулись на нее штурмом. Караульщик Михаил Хаймин не был захвачен врасплох - он был убит в схватке на стене, но успел закричать "В топоры!" и поднять людей в избе. Те, как откровенно писал в челобитной Краснояр, " учали метатца и за оружье хватать и кому что попало". Дверь избы запереть не успели, как юкагиры уже вломились в нее, и в избе начался рукопашный бой в темноте - одни юкагиры дрались со служилыми людьми топорами и саблями, отвлекая их на себя, а другие тем временем пытались проломать прорешеченную стену казенки, чтобы добыть оттуда аманатов. Была и третья группа - неведомо для обороняющихся, пока те были отвлечены боем в избе, отделение юкагиров принялось рубить стену казенного отделения с внешней (выходящей во внешний мир) стороны, чтобы передать аманатам в прорубленные отверстия оружие. Откуда они могли знать, с какой стороны избы была казенка, чтобы рубить отверстия именно в нее? Было ли в этой стене какое-то особо зарешеченное окошко, или аманаты принялись стучать в стену изнутри, или юкагиры попросту запомнили, где в этом зимовье что, с того времени, как здесь сидел Иван Ребров и как они вошли в это зимовье, когда русские его очистили, или, наконец, кто-то из штурмующих избу выбежал и дал знать своим, с какой стороны там казенка?
Прокопий Краснояр в избе не успел даже подобрать оружия. Он вырвал копье у юкагира, переломил его и стал драться попросту куском древка - то есть палкой (драться всем копьем он не мог, потому что в избе с ним было толком не развернуться, а времени на то, чтобы, переломив вражеское копье, ухватить именно ту часть, которая осталась с наконечником, у него не было - так что драться ему пришлось не укороченным копьем, а палкой).
В схватке ему пробили голову, но не очень тяжело. Обороняющиеся первым делом торопились сбивать с нападавших шлемы, пробивали оружием из металла их панцири. В конце концов нападавших "с великою нужею" (с огромным трудом) выбили из избы и заперли ее, наконец, изнутри. В избе юкагиры потеряли троих убитыми, несколько человек было ранено. У обороняющихся убитых не было, были раненые.
Тем временем юкагирская группа помощи аманатам успела прорубить каменными топорами какие-то отверстия в казенку в стене избы с внешней стороны и подала сквозь эти отверстия аманатам луки, стрелы, копья и длинные ножи-откасы. Служилые об этом не знали, и стали отпирать казенку, чтобы связать аманатов - ведь предстояло продолжение штурма, и уж по крайней мере аманатов надо было обездвижить.
Однако, когда служилые отперли казенку, аманаты, к их изумлению, стали удерживать дверь с противоположной стороны, а через решетку бить по ним из луков и копьями. Тут служилые поняли, что произошло, - спасли их, вероятно, только темнота в избе и защитное воооружение. Служилые стали с боем ломиться в казенку и, наконец, "с великою нужею" (с огромным трудом) добыли аманатов "из казенки", после чего, наконец, связали (надо думать, поколотив). Потерь убитыми в этой схватке не было с обеих сторон.
Тогда юкагиры снаружи смирились с провалом попытки освобождения аманатов и принялись готовить отступление, но при этом хотели уйти хотя бы с захваченной казной. Они заложили стволами деревьев (кряжовьем) двери избы снаружи, чтобы не дать служилым выйти из избы, стали разбивать как можно сильнее топорами стену-частокол, чтобы хоть ослабить дальнейший оборонительный потенциал зимовья, выносить из зимовья корм, лежавший при амбаре, и рубить амбар, чтобы взять из него соболиную казну. Прокопий Краснояр прорубил у дверей избы изнутри бойницу и выстрелом из пищали сквозь нее убил одного из юкагиров, стоящего "у соболиной казны перед избою в сенях" - это указание частично дает понять, как именно амбар соотносился с избой (на схеме ниже представлен один из вариантов, синим выделены двери).
Как раз наступал рассвет, вновь возвращавший пришельцам преимущества огнестрельного боя. Служилые, наконец, прорубились наружу. Юкагиры отошли не то до этого, не то сразу при этом, унося немалую часть корма. А вот до соболиной казны они так и не добрались.
Так завершился штурм Уяндинского зимовья, в котором нападавшие потеряли четырех человек убитыми, а обороняющиеся - одного, и многие были ранены. В строю в зимовье под началом все того же Лаврентия Григорьева осталось семеро. Цели своей Уянда не добился - и аманатов, и зимовье русские удержали. В то же время штурм означил открытый мятеж всей янгинско-шоромбойской конфедерации против русской власти.
Обеим сторонам оставалось думать, что делать дальше.
Приведем полный рассказ позднейшей челобитной Краснояра об этом бое.
"И того ж, государь, году 151-м году на Рождество Христово собрався оне, иноземцы, со многими с воинскими людьми с шоромбоинскими и с янгинцами, пришли на нас, холопей твоих, ночью войною тайным обычаем и на карауле промышленого человека Михаила Хаймина на стене убили. И в тапоры нас тот караулщик вскричал, и мы, холопи твои, учали метатца и за оружье хватать и кому что попало. И в те поры те иноземцы юкагири вломилися в ызбу и учали казенку аманатцкую ломить чтоб им ис казенки добыть аманатов, а иные многие иноземцы учали с нами битца в ызбе съемным боемъ, рукопашьем и топорами и саблями. И в те поры я, холоп твой, Пронка, зхватал копье у иноземца и переломил ратовище и учал с ними тем ратовищем битись. На те поры меня, холопа твоего, ранили и пробили голову. И мы, холопи твои, в ызбе у иноземцов збивали шишаки и куяки костяные на них росбивали, и многих в ызбе иноземцов переранили, и трех мужиков до смерти убили. И божиею, государь, милостью и твоим царьским счастьем тех иноземцов с великою нужею из ызбы вон выбили. И в кою пору мы, холопи твои, с ыноземцы билися в ызбе, и в те поры, государь, иные те иноземцы у зимовья стену просекли с науличную сторону в казенку каменными топорами, и луки и стрели и копья аманатом подавали. И как мы, холопи твои, тех иноземцов из ызбы вон выбили и отперли, государь, казенку аманатцкую, а у аманатов, государь, луки и стрели и аткасы и копья, и нас, холопей твоих, ис казенки хотели переколоти и перестреляти. И божиею милостию и твоим царьским счастьем тех аманатов с великой нужею добыли ис казенки, потому что у них оружья много. И добыв их ис казенки, перевязали. И те, государь, иноземцы у избы двери завязяли кряжовъем, и учали оне, иноземцы, около зимовья стены рубить, и из острогу вон корм носить, и твою государеву соболиную казну учали те иноземцы добывать из онбаря. И я, холоп твой, Пронка, прорубя у дверей бойницу и убил у твоей государевы соболиной казны юкагиря ис пищали перед избою в сенех. И тех, государь, иноземцов мы, холопи твои, из острогу вон и от твоей государевы казны и от аманатов прочь отбили. А бились мы, холопи твои, с теми с ыноземцы во всю ночь до свету семью человеки".