Помимо практически уникальной высшей меры наказания (полное истребление и разрушение всего селения за некую особую персональную вину одного из его жителей - http://wyradhe.livejournal.com/259933.html ) инкское правосудие замечательно еще и юридическим преследованием за ложь (в смысле сознательного обмана; по-видимому, де-факто наказывали обычно все-таки за ложь функционеру, а не за любую бытовую, но сам закон никакого различия тут не проводил, напротив, рассматривал их как одну провиннность, караемую по одной статье). За первую ложь наказывали избиением особой плетью до полусмерти (иногда и до калечества и смерти), за (злостно) рецидивную - смертью. В случае особо возмутительной, по мнению начальства, лжи, смертью казнили сразу. Основано это наказание было на приравнивании любой лжи к лжесвидетельству под присягой, так как любые слова приравнивались по высокой инкской идеологии к свидетельству перед лицом Солнца (верховного Бога), уак, вильк (младших богов, воплощенных в идолах) и Матери-Земли, а также перед лицом самого инки, потому и всякая ложь оказывалась лжесвидетельством перед лицом верховных богов и инки - за что ее и карали так сурово.
Закон этот ввел не то Пачакутек, основатель всей системы, не то его преемник Тупак Йупанки, о котором вспоминали: "Он был и... врагом лгунов - за одну-единственную ложь он приказывал убить [солгавшего]" (Гуаман Пома, 111). Однако это были чрезвычайные приговоры его самого; общий же кодекс относился ко лжи несколько более мягко и по нему
"наказание лжецов и лжеклянущихся сопровождалось словами: "Он говорит ложь, он - обманщик и лжец, он лжесвидетельствует против Солнца, уак, вильк и Матери-Земли". Их наказывали сколькими-то ударами плети, называемой уаукин сонго, сделанной из веревки из волокона питы. На конце плети находились две полосы размягченной кожи со вделанными в них камнями, размером и формой напоминавшие детские ботинки. Двадцать ударов такой плетью размолачивали внутренности. Таким было наказание для вероломцев - касиманта накакук, "дающих лживо клятву" " (Гуаман Пома, "315").
О том же сообщает Бернабе Кобо: "Тот, кто лгал или лжесвидетельствовал, в качестве наказания был подвергаем пытке [речь идет о наказании вышеназванной плетью], а если он оставался привержен [этому] своему пороку и не изменял [в этом отношении] своего поведения, то его публично казнили смертью".
Собственно клятвенных формул с ипанской точки зрения у инков не было, под "клятвой" / "свидетельством", которые можно дать лживо, подразумевается следующее: при любом разбирательстве ведущий его функционер "вне зависимости от серьезности дела... говорил [допрашиваемому] (вместо приношения клятвы): «Обещаешь говорить правду инке?». Свидетель говорил: «Да, обещаю». Он снова говорил ему: «Смотри, ты должен говорить ее, не смешивая с ложью, не умалчивая чего-либо из того, что произошло, а прямо говорить то, что ты знаешь по этому делу». Снова свидетель подтверждал, говоря: «Я действительно так обещаю». После этого под залог его обещания ему разрешали рассказать все, что он знал по делу" (Гарсиласо, 76).
Между тем и Гуаман Пома, и Бернабе Кобо одинаково говорят, что указанное наказание полагалось И за лжесвидетельство / ложную клятву, И за какую-то отличную от нее "ложь" вообще. Под лжесвидетельством/ложной клятвой, как видно из только что приведенного пассажа, подразумевается обманное показание при разбирательстве перед лицом функционера (данное под названным двукратным обещанием говорить правду - обещанием, стандартным при допросе на таком разбирательстве). Тогда какая-то отдельная от этого "ложь" вообще - это действительно ложь вообще, высказанная уже вне разбирательства перед лицом функционеров. Закон возвещал одно и то же наказание за то и за другое. Однако широкие рамки наказания (от варьируемого числа ударов указанной плетью до смерти) позволяло наказывать ложь "обычную", высказанную не как показание перед лицом функционера, или маловажную ложь, далеко не так сурово, как ложную информацию, высказанную функционеру по важному поводу.
Гарсиласо упоминает этот закон, подчеркивая, что ложные показания властям преследовались не специально как лжесвидетельство, а просто по закону о запрете лжи вообще, и каралось это преступление сурово, "часто даже смертью"; тот же Гарсиласо в косвенном обороте упоминает связь этого закона с религиозными материями, - ту самую связь, которая становится ясна из формулы насчет Солнца, уак, вильк и Матери-Земли, приводимой у Гуамана Помы. Гарсиласо пишет (76): "Свидетель не отваживался лгать, ибо, помимо того, что те люди были очень боязливыми и религиозными в своем идолопоклонстве, они знали, что ложь их будет проверена и они будут очень строго наказаны, часто даже смертью, если случай был тяжелым, и не столько за вред, который нанесли своими показаниями, сколько за то, что налгали инке, чем нарушили его королевский указ, приказывавший им не лгать. Свидетель знал, что, разговаривая с любым судьей, он говорил [как бы] с самим инкой, которому поклонялся, как богу; [инка] вызывал у них, помимо прочего, высшее почтение, которое не давало им лгать в своих показаниях".