"Ал-Ма'мун говаривал: «Все может простить царь, кроме покушения на его власть, разглашения его тайн и посягательства на его жен""
"Когда досталась ал-Ма'муну власть полностью [после гражданской войны], он сказал: «Величественно это было бы, кабы не было ничтожно! Царственно это было бы, кабы не должно было закончиться смертью! Блаженство это было бы, если бы надеяться на него не было пустой гордыней! Великим днем было бы это сегодня, кабы можно было положиться на завтра!""
Приближенным и доверенным сотрудником у него был Сумама б. Ашрас, мутазилит. Про него известно: «Глава этих схоластов [мутазилитов] Сумама увидел как-то в пятницу людей, бегущих наперегонки в мечеть, чтобы не опоздать на молитву. “Смотрите, - вскричал он, – вот скоты, вот ослы!” И, обратившись к одному из своих друзей, произнес: “Вот что сделал этот араб [пророк Мухаммед] из людей!”». Про другого ближайшего сотрудника Мамуна, мутазилита аль-Джахиза, ортодоксы потом писали, что он сочинил "книгу, в которой приводит доводы, выдвигаемые христианами против мусульман, а когда доходит до места, где должен был бы их опровергнуть, вдруг перестает приводить доказательства, так что создается впечатление, будто он хотел всего лишь натолкнуть мусульман на то, что они не знают, а слабых в вере – довести до сомнений... он издевается над хадисами». Про таких мутазилитов писали, что их послушаешь, так "Аллах не ниспосылал людям своей книги, не разрешал людям того, что разрешил, и не запрещал того, что запретил, не связывал долгом и не развязывал от долга".
Потому и с манихеями ал-Мамун обращался по-особенному: манихейство в Аббасидском халифате, как и прочие идеи, квалифицируемые официально как "зандака" ("ересь") было запрещено, и манихеев, в том числе тайных, положено было предавать смерти еще начиная с правления аль-Махди (правил за полвека до Мамуна). Ал-Мамун не отменил, конечно, но существенно смягчил эту практику, так как предписал доставлять уличенных в манихействе к нему лично (впоследствии - в созданную им для всех дел, связанных с ересью, особую комиссию, михну), и если они готовы были теперь отречься от своего учения и похулить Мани, это считалось достаточным и они освобождались, независимо от того, были ли манихеями ранее, даже если они признавали это сами; если же они отказывались отвергнуться манихейства и похулить Мани, их предавали мечу.
Однажды привели к ал-Мамуну человека, который утверждал, что он - возрожденный пророк Моисей (Муса б. Имран), и пророчествовал. Халиф, по обыкновению, давая ему возможность признать свое поведение ложным и отречься от него, спросил его: "Кто ты?" Но тот ответил: "Я Муса б. 'Имран, мир ему!" Тогда ал-Мамун сказал: «Горе тебе! Ведь, поистине, у Мусы б. 'Имрана, мир ему, были чудеса и свидетельства, которые доказывали, что он пророк. Из них одно, что он бросил свой посох, и тот поглотил все изощрения чародеев. А другое, что он мог вынуть из кармана свою руку белой [точно прокаженной, а потом она принимала прежний вид]". И халиф далее стал перечислять тому человеку, каковы были доказательства, которые приводил Моисей относительно того, что он пророк, и закончил так: «Если бы ты привел мне хоть один из знаков его или чудо из чудес его, я был бы первым, кто уверовал в тебя. А если не сможешь, я тебя казню». Тот человек сказал: «Ты прав. Однако я, Моисей, привел все те знаки своего пророчества, когда мне сказал Фараон: «Я наиглавнейший господин ваш». И если ты скажешь мне то же самое, то я приведу знаки моего пророчества, подобные тем, что я приводил перед Фараоном». Но Мамун не мог бы сказать такое, ибо один Аллах - наиглавнейший господин, и это была хитрость того человека. Тогда Мамун сделал вид, что он потерпел поражение в споре, отступился от того человека и с тех пор говорил, что это один из трех случаев, когда он не нашелся, что ответить.