| За что я ценю |
[Apr. 2nd, 2019|05:41 am]
wyradhe
|
За что я ценю лит. творчество Галковского и К.А. Крылова (прежде всего первого) - за вклад в формирование совершенно необходимого - без всякой иронии - по нынешним временам не-обсценного и не-визгливого hatred speech.
Адекватное выражение крайнего неприятия и презрения к определенным позициям и их носителям - необходимое во все времена дело, проявление и показатель личного и группового социопсихического здоровья и иммунитета.
В течение многих сотен лет для этого использовался прежде всего дискурс торжественно-обличительный, на втором месте - обычный сатирический (Аристофан, Отыквление Клавдия, Лукиан и пр.). Между ними была переходная зона им. Ювенала и Чацкого.
Однако, как показывает практика, оба эти дискурса тянут только в той ситуации, которая и существовала много веков - а именно, в ситуации, когда в обществе имеется доминирующая ценностная система, с позиций которой и производится клеймение простое и клеймение обычно-сатирическое. Или имеется аналогичная контр-система, пусть и принадлежащая меньшинству - главное, чтобы за этим обличением стояла именно система, а разделяли ее люди, составляющие хоть какую-то силу.
В обществе с культурой конгломератно-свалочной/помоечной, где сосуществуют даже не антагонистические ценностные системы, а груда их обломков, и они качаются себе на общей канализационной волне, эти дискурсы перестают работать. Поясню тезис про груды обломков. Вот президент Трамп и другой ведущий кандидат от республиканцев обещались в ходе своих предвыборных кампаний проводить операции по убийству родственников террористов в порядке репрессалий - чтобы этим тормозить террористическую активность. Означает ли это, что у них есть какая-то такая система ценностей, куда такое непротиворечиво вписано? Нет. А у их избирателей, на которых это рассчитано? У большинства этих избирателей - тоже нет. Или отечественный журналист НН начинает с живописания сцены, когда ребенок безнадежно и без сознания терпит мучения от смертельной болезни, и никто не имеет права прекратить его мучения эвтаназией, - и выводит отсюда на голубом глазу требования предоставить родителям право отдавать государству на обязательное умерщвление своих новорожденных детей-даунов; и ряд корифеев РФ-"общественности" объясняет, что этот НН в данном случае ничего так. Есть ли у НН и у них какая-то систе... Да вы смеетесь. Что они, Ликурги, что ли, или цари Леониды?
Тут, несомненно, есть надобность в дискурсе, который выразил бы тотальное неприятие подобной публики вместе с ее друзьями, извинятелями, отмазывателями и стрелкопереводчиками. Как и всегда была надобность в таком дискурсе. Но в названных условиях и сатирическое обличение, и торжественное обличение/негодование незамедлительно превращаются в речения карася-идеалиста к Щуке. Отечественная позднесоветская и постсоветская "интеллигенция" была и есть великий мастер на такие вещи, и выглядит это очень жалко и смешно. Очень смахивает на диалог Карно - Фуше ("Куда же мне идти теперь, негодяй?! - А куда хочешь, дурак"), вот только Карно был организатёр де ля виктуар, вполне всамделишной виктуар, а когда в такой роли еще и выступает организатёр книг, грантов, статей и жизни собственной кошки - и все - оно того еще смешнее. Как выясняется, выражения неприятия в стиле Цицерона годятся, когда предполагается, что устами этого Цицерона гремит Римский народ, страх мира и пример могущества - точнее, система ценностей и принСипов этого народа, веющая в его деяниях. Когда заведомо известно, что римский народ лежит пьяненький под забором и так и дальше будет существовать, не приходя в сознание, и никакой системы принсипов у него нет (и вообще сам тот факт, что он какой-то единый "народ", объясняется лишь тем, что сто лет назад границы нарезали так, а не иначе, а перекрои их сейчас начальники - и этот "народ" разделится совершенно спокойно на сколько надо новых таких же "народов", и если этого не происходит, то только потому, что начальникам того не надобно), - этот парус не надувается.
Соответственно, hatred speech требует иных форм. При этом обычная старая брань для него тоже не годится (и никогда она для адекватной своим задачам hatred speech не годилась по принципиальным причинам). Дело, таким образом, оказывается сложным - дискурс презрения-и-неприятия без скатывания в визг и базар, и притом не торжественный, выработать примерно так же трудно, как не-конфетнолакированный - и притом опять же не торжественный - язык любовных объяснений. В России, насколько я понимаю, впервые эта задача по части hatred speech была поставлена и решена Салтыковым-Щедриным (кстати, при этом совершенно неважно, какие воззрения приписывать ему самому, см. ниже), и действительно - именно в его время Россия впервые явным образом обратилась в поле конкуренции нелюдских идеологий и их обломков и деталек. Осмысленные человеческие подходы и люди, естественно, оставались, но вот никакие отрефлексированные вербализованные направления, никакие установившиеся системы ценностей их больше не выражали, - а выражали они несусветную дрянь и глупость. Какой "изм", какое "ство" и "анство" были у Чехова, Ключевского или А.К. Толстого? Или у Столыпина? Вот у кадетов, Аксаковых, социалистов, анархистов, Победоносцевых, чеховского фон Корена - у этих системы, установившиеся, освоенные и отрефлексированные в культуре их времени, были. Такие, что одна другой гаже, хотя среди них социалистическая и анархистская еще и прочих глупее и вреднее по причине особой заявленной восторженности, любви к ближнему и жажды помочь ему в его тяготах.
Именно на этом фоне развил свой вариант hatred speech Щедрин - и интонационно и стилистически, кстати, Галковский и Крылов многое от него взяли. Однако Щедринская hatred speech хоть обращена к людям и позициям, вполне заслуживающим презрительного и уничижающего hatred'а, но эти люди и позиции по степени укорененности в культуре, отработанности, системности - на три головы выше нынешних их клонов. Чернышевский и Победоносцев, с одной стороны, и Проханов с Яровой и, не знаю, нынешний Бабченко или неизменная Алексиевич с другой стороны (в США, соответственно, типовые реднеки и Трамп и типовые демократы и лидеры Демпартии) - это как различающиеся на единицы миллионов лет ступени эволюции гоминид. Степень мелкости и явности вранья и двойного счета, лежащего в основах соответствующих идеологий, претерпела аналогичные изменения.
Соответственно, адекватный hatred speech должен быть не совсем такой, как у Щедрина. Приказы ростовского градоначальника Грекова (1918-1919) могут рассматриваться как имеющие определенное значение в этом смысле. Пелевин вообще блестяще с такими вещами справляется, но его hatred speech - это часть художественной литературы, применять ее стандартно, вне художественной литературы, так же немыслимо, как немыслимо говорить стихами или газдановскими периодами (язык Пелевина обманчиво близок с виду к разговорному, но на деле к нему ненамного ближе, чем гекзаметр). Галковский в этом смысле, мне кажется, если и не попадает в тон, то, во всяком случае, создает условия для сильного продвижения вперед, аналогично роли Ломоносова в выработке других форм русского языка ("Боеготово! Ружейный плутоний! Штатно! Матчасть!"; "Выдуманные и вымученные бессонными ночами «быдлорашки» «говнорашки», «рашкованцы»"--- и т.д., и т.п.) . Из хороших образцов у Крылова припоминается навскидку "а, ну это поехало уже "ваши молодцы подлецы, а наши подлецы молодцы", неинтересно" (цитирую как запомнил).
PS. Отмечу, что речь идет именно о стилистике hatred speech. Не о содержании текстов соответствующих авторов - оно может быть любым, человеческим, нечеловеческим, средним, - а о языковых формах. Автор, давший продвижение в этой области, сам-то может hatred speech применять от имени чего угодно скверного против чего угодно человеческого, - от этого выработанные им языковые формы ничего не теряют, как ничего не теряет удачная конструкция танка от того, разработали его в Германии-1942, в СССР-1942 или в княжестве Лихтенштейн.
Трудность ведь в чем? Когда разговаривать в таком-то случае не с кем и не о чем, а говорить тем не менее приходится, а Заратустра и наличие физического чувствующего тела у соответствующего "никта" не позволяли бы просто притравить его, как клопа, даже будь это технически возможно (и тех. возможностей таких, слава богу, нет) - вот как все это выразить? Тысячелетиями у языка просто не было такой задачи, потому что тысячелетиями не могло возникнуть многочисленных и влиятельных множеств людей, относиться к которым с позиций другой не менее влиятельной и многочисленной части людей того же самого общества пришлось бы именно так, как сказано выше. Это взаимно - кстати, поэтому такой язык нужен, скажем, современным большевикам в адрес их антагонистов не меньше, чем самим этим антагонистам он нужен в адрес большевиков - просто мне нет дела до нужд большевиков, поэтому я этого аспекта выше не оговаривал. Если полезный вклад в создание нужного стиля внесет хоть Робеспьер - так и надо у него этот конкретный прием перенять (настоящий Робеспьер со своим жестяным барабанчиком как раз тут не пригоден, ничего он дельного в соотв. речевой области не открыл).
Нужны ведь просто стиль и приемы с содержанием: "с вами все ясно, брехать брешите, что ж вам еще делать, а надуть не надейтесь; тем фактом, что и кошек и жен/мужей вы любите, и пищеварение осуществляете совершенно как люди, и словами говорите, взятыми из человеческого языка - этим всем тоже не надуете; и приятели ваши не надуют, приговаривая, что вы типа ничего так, только у вас ошибки и перегибы" - и при этом тон и состав речи должен быть не обсценно-бранный, не визгливый, не жалобно-уязвленный, не Фан Фанычев. Это очень нетривиальная задача - поскольку тут надо высказывать некий коррелят негодования без собственно негодования: никто ведь не негодует на холерный вибрион за то, что он распространяет холеру - да при этом надо еще и выражать, что никто не отрицает, что речь не о вибрионе, а о человеке, да только о таком человеке, что в самый раз было бы принимать его по чину холерного вибриона, если бы не Заратустра и не физ. тело означенного человека.
P.P.S. Вот яркий пример применения одного из вариантов Буниным. Приезжают полпредами от "русской советской культуры" после войны Симонов и Ко. Устраивается обед. " В начале обеда атмосфера была напряженная. Бунин как будто "закусил удила", что с ним бывало нередко, порой без всяких причин. Он притворился простачком, несмышленышем и стал задавать Симонову малоуместные вопросы, на которые тот отвечал коротко, отрывисто, по-военному: "Не могу знать". -- Константин Михайлович, скажите, пожалуйста... вот был такой писатель, Бабель... кое-что я его читал, человек бесспорно талантливый... отчего о нем давно ничего не слышно? Где он теперь? -- Не могу знать. -- А еще другой писатель, Пильняк... ну, этот мне совсем не нравился, но ведь имя тоже известное, а теперь его нигде не видно... Что с ним? Может быть, болен? -- Не могу знать. -- Или Мейерхольд... Гремел, гремел, даже, кажется, "Гамлета" перевернул наизнанку... а теперь о нем никто и не вспоминает... Отчего?
-- Не могу знать. Длилось это несколько минут. Бунин перебирал одно за другим имена людей, трагическая судьба которых была всем известна. Симонов сидел бледный, наклонив голову. Пантелеймонов растерянно молчал".
То есть: - Вы тут приехали изображать из себя полпредов русской культуры на новрй советской ее стадии существования, а вы ж на самом деле трэллы, либо шестерки, либо мелкие полноправные члены в банде уголовных людоедов, которая и своих-то соратничков периодически забивает на мясо, а уж тем более остальных. Вот оно и все полпредство.
-- Это же и есть прямой коррелят галковско-вскому прогону про "Боеготово, штатно, матчасть" - только у Бунина вышло лучше, конечно. Но для этого лучше надо быть не просто Буниным, а находиться в позиции хозяина стола, за который Симонов и Пантелеймонов явились как гости. |
|
|
